Хищение: некоторые вопросы предмета и ущерба
П. ЯНИ
П. Яни, кандидат юридических
наук.
В этой статье рассматриваются
следующие аспекты вопроса квалификации
хищений: а) проблемы субъективной оценки
ущерба при расследовании хищений имущества
фирм и б) проблемы, связанные с предметом
хищения при мошенническом завладении так
называемыми безналичными кредитными
средствами.
Говоря о сложностях
установления ущерба от хищений, нельзя не
вспомнить, что при отсутствии в законе
понятия этого преступного деяния ущерб не
всегда указывался в качестве его элемента.
Наличие его зачастую как бы
подразумевалось, поскольку имелось в виду,
что изъятие как таковое влечет причинение
материального вреда. Значение этого
элемента хищения связывалось, главным
образом, с проблемой толкования оценочных
признаков состава этого преступления,
таких, как крупный и особо крупный размер,
значительный ущерб и др. Описание
законодателем последствий хищения
посредством терминов "размер" и "ущерб"
привело к возникновению точки зрения о
необходимости включения в сумму именно
"ущерба" не только стоимости
непосредственно похищенного, нот и, в
частности, упущенной выгоды. Обсуждалось
много иных вопросов определения содержания
категории "ущерб, причиненный хищением".
Хотя не менее важен другой аспект проблемы
ущерба, а именно - возникшие в следственной
практике сложности установления этого
элемента хищения в ряде распространенных в
предпринимательской и банковской
деятельности ситуаций. Вопрос, таким
образом, связан с необходимостью
определения границ субъективной оценки
ущерба при расследовании хищений имущества
фирм.
В оргметодотделе управления по
надзору за расследованием преступлений
Генеральной прокуратуры РФ обсуждалось
уголовное дело о хищении средств
акционерного общества "Нива" (далее - АО
"Нива"). Из материалов дела усматривалось,
что АО "Нива" заключило договор о совместной
деятельности с ТОО "Прибой" (далее - ТОО),
возглавляемым Б. В соответствии с этим
договором на счет ТОО АО "Нива" перечисляло
различные суммы. В частности, в 1993 г. было
перечислено около 60 млн. руб. Эти средства,
"обналиченные" затем Б., возвращались в
АО.
В 1994 г. Б. попросил руководство АО
"Нива" перечислить в очередной раз средства
не на счет ТОО - так как, по его словам, эти
средства сразу бы "ушли" на погашение долгов
ТОО, - а на счет индивидуального частного
предприятия (далее - ИЧП), принадлежащего
некоему Т.
Сумма в 300 млн. руб., в два
приема перечисленная на счет ИЧП, была
получена Т. наличными и, по его утверждению,
передана Б., который, однако, получение этих
денег от Т. отрицал. Из материалов дела
усматривалось, что выяснить судьбу денег
после получения их со счета своей фирмы Т.
не представилось возможным.
Одним из
доводов следователя, прекратившего дело,
были следующие соображения: учредители АО
"Нива" требовали прекращения уголовного
дела ввиду того, что не считали себя
понесшими ущерб в результате исчезновения
денег. Таким образом, решение вопроса об
обоснованности решения по делу лежало, так
сказать, в чисто квалификационной
плоскости и не было связано со спором о
необходимости учета мнения пострадавшей
стороны о том, возбуждать или не возбуждать
уголовное преследование.
При
составлении организационно - методическим
отделом заключения по этому казусу
учитывалось, что в материалах дела есть
доказательства признаков хищения:
средства, перечисленные АО "Нива" для
реализации договора, исчезли, т.е.
объективно изъяты из владения вопреки
волеизъявлению собственника, которого
представляет руководитель АО "Нива".
Что
же касается установления в этой ситуации
такого признака хищения, как ущерб, который
отрицали акционеры, то вопрос заключался в
том, насколько широки границы допустимости
субъективной оценки наличия данного
признака, т.е. насколько правоприменитель
связан при квалификации этого состава
мнением пострадавшей стороны.
Следует
сказать, что с появлением в
законодательстве родового определения
хищения, раскрываемого в том числе и
посредством такого признака, как
причинение ущерба собственнику или иному
владельцу этого имущества,
правоприменитель, зачастую не знакомый с
изложенными в литературе мнениями на этот
счет, был несколько дезориентирован.
Некоторые прокуроры и следователи
восприняли это положение не просто как
указание законодателя на то, что по каждому
делу о хищении должен быть доказан ущерб,
причиненный изъятием имущества, но и как
необходимость выяснять у пострадавшей
стороны (потерпевшего либо представителя
юридического лица), считает ли та, что ущерб
ей причинен.
При обсуждении
приведенного выше казуса в управлении по
надзору за расследованием преступлений был
сделан вывод, что в данном случае выяснение
мнения пострадавшей от изъятия средств
стороны нельзя расценивать как
обязательное требование. Обосновано такое
заключение тем, что, во-первых, это прямо не
следует из интерпретации термина "ущерб", в
отличие, скажем, от термина "значительный
ущерб", являющегося оценочным, а потому
требующим выяснения мнения на этот счет
пострадавшего (см., например, п. 7
Постановления Пленума Верховного Суда РФ
от 25 апреля 1995 г.).
Во-первых, ущерб -
понятие гражданско - правовое,
характеризующее результат определенного
воздействия на отношения собственности. В
уголовном праве он является только
признаком хищения, влияющим на
квалификацию преступления. Если же
обратиться к положениям гражданского
законодательства, регулирующего вопросы
возмещения ущерба, то нигде не обнаружим
указание на этот негативный результат
чьих-либо действий как на категорию
субъективную. Напротив, использование
данного термина в ст. 15 ГК РФ говорит об
ином: "Под убытками понимаются расходы,
которые лицо, чье право нарушено, произвело
или должно будет произвести для
восстановления нарушенного права, утрата
или повреждение его имущества (реальный
ущерб...)".
Таким образом, ущерб как
основание для его возмещения вполне
объективен. От пострадавшего зависит не
определение того, был или не был причинен
ущерб, а то, желает ли он восстанавливать
свои права гражданско - правовыми
средствами.
Из сказанного следует, что в
большинстве очевидных случаев, как и в
рассматриваемом, для заключения о
причинении изъятием ущерба вовсе не
требуется прямое указание на это владельца
утраченного имущества. В изложенной выше
ситуации ущерб очевиден, поскольку
отсутствие 300 млн. руб. налицо.
Принципиально и то, что указание в
постановлении о прекращении уголовного
дела на отсутствие ущерба от изъятия
средства является лишь неверной трактовкой
существа обращения акционеров. Это
обращение говорит не о том, что ущерба не
причинено, а лишь об отсутствии претензий к
кому-либо, кто может быть причастен к
исчезновению денег. Речь здесь идет о таких
требованиях, которые могут быть
предъявлены путем подачи гражданского иска
в рамках расследования по делу или вне
его.
Поэтому заявление акционеров об
отсутствии претензий, связанных с
исчезновением 300 млн. руб., вовсе не
связывает следственные органы и не
препятствует расследованию обстоятельств
хищения. Субъективная оценка пострадавшего
не должна учитываться при установлении
такого признака хищения, как ущерб.
Если
из указанного заявления акционеров
следует, что претензий нет ввиду того, что
ущерб возмещен, то и это может лишь
означать, что похитители - Т., Б., кто-либо из
руководства АО - решили вернуть похищенное
и реализовали свое благое намерение. Однако
сам по себе этот факт не может служить
основанием для непривлечения их к
уголовной ответственности по основаниям
реабилитирующим, поскольку возврат
похищенного не является обстоятельством,
освобождающим от уголовной
ответственности.
Для прекращения дела о
хищении за отсутствием состава
преступления необходимо установление
умысла изъявших средства на их временное
позаимствование и возвращение их
собственнику именно в соответствии с
указанной целью, а не из-за страха перед
возбуждением уголовного дела.
Теперь
рассмотрим, во всех ли случаях похищенное
имущество должно обладать таким признаком,
как вещественность? Как решается вопрос об
этом признаке предмета хищения в случае
посягательства на имущество, находящееся
на банковском счете и ли во вкладе? Кроме
того, поскольку зачастую безналичные
средства похищают в банке, маскируя хищение
кредитным договором, коснемся и вопроса
определения принадлежности денежных
средств, которыми преступно завладевают.
Вопрос о предмете хищения при завладении
безналичными средствами заострен
правоприменительной практикой потому, что
нередко при поступлении похищенных средств
на счет фирмы и при том, что эти средства не
были затем "обналичены", рассматриваемые
действия квалифицируются следственными
органами как покушение на хищение.
Казалось бы, определяя момент окончания
хищения, следует руководствоваться
установленными в правоприменительной
практике и науке уголовного права
критериями для разграничения оконченного
хищения и покушения на него. Первым
является момент выхода имущества из
владения собственника, а вторым - момент, с
которого виновный имел возможность
фактически распорядиться похищенным.
Однако многие работники
правоприменительных органов, в том числе
некоторые члены Верховного Суда, не могут
согласиться с тем, что похищенные указанным
образом безналичные денежные средства
могут находиться в распоряжении виновных
даже не будучи "обналиченными", и, кроме
того, указывают на то, что такие средства не
обладают признаком вещественности. Вот,
мол, когда эти средства превратятся в
наличные, тогда можно будет говорить об
оконченном хищении. Такая позиция привела к
тому, что по ряду уголовных дел действия
похитителей квалифицировались как
покушение на хищение, хотя средства уже
находились на счете фирмы, которой
руководил мошенник, получивший возможность
ими распоряжаться, даже не "обналичивая".
Таким образом, проблема в значительной
степени может быть решена путем обращения к
вопросу об определении предмета хищения
применительно к новым способам
мошенничества. В последние годы система
расчетов, когда деньги используются в
качестве платежного средства, не
"превращаясь" в денежные знаки, стала
представлять немалую сложность для
практики и теории квалификации хищений. Для
решения этой задачи была предпринята
попытка ревизовать то утверждение, что
"предмет хищения всегда материален,
составляет часть материального мира,
обладает признаком вещи".
Следует
сказать, что такая позиция в целом
преобладала в дискуссии о возможности
отнесения к предмету хищения
электроэнергии, информации и т.п. И если
ранее мнение, что "необоснованное
расширительное истолкование органом
правосудия понятия "имущество" как предмета
хищения приводит... к ошибочному применению
закона об ответственности за названное
посягательство...", было связано с понятием
имущества как предмета хищения, то ныне,
будучи легитимировано, понятие хищения
представляет собой образец бланкетной
нормы и требует уяснения путем обращения к
гражданскому законодательству.
Мы
исходили из тех соображений, что согласно
ст. 128 ГК РФ к имуществу относятся и деньги.
Статья 140 ГК, озаглавленная "Деньги",
указывает на рубль как на платежное
средство, одновременно устанавливая, что
платежи на территории Российской Федерации
осуществляются путем наличных и
безналичных расчетов. Таким образом,
систематический подход в анализе указанных
норм заставляет отнести так называемые
безналичные деньги, т.е. денежные средства,
находящиеся на банковских счетах, к
имуществу, а отсюда - и к чужому имуществу,
могущему быть предметом хищения.
Вместе
с тем, коррективы в нашу позицию внесло
обсуждение рассматриваемой проблемы на
кафедре уголовного права МГУ, в ходе
которого профессор Е. Суханов дал
заключение о том, что хотя вклад в банк и
безналичные деньги, безусловно, включаются
в понятие имущества, однако формула
"собственник вклада" или "денежные средства
в банковском вкладе" - понятия условные, так
как и вклад, и безналичные деньги являются
правами требования обязательственно -
правового, а не вещно - правового
характера.
Также мы обратили внимание
на то, что ст. 147 УК РСФСР (ст. 159 УК РФ) говорит
о преступности приобретения права на
имущество путем обмана либо
злоупотребления доверием (мошенничество), а
примечание к ст. 144 УК РСФСР (ст. 158 УК РФ)
определяет хищение лишь как изъятие и (или)
обращение чужого имущества в свою или
других лиц пользу и пр. На первый взгляд,
здесь имеется противоречие, поскольку
приобретение права не есть "изъятие" или
"обращение" в свою пользу.
Однако статья
128 ГК РФ содержит формулировку "иное
имущество, в том числе имущественные права",
из которой следует, что обратить в свою
пользу при хищении можно и имущественные
права. Таким образом, противоречие
устраняется.
Профессор Г. Борзенков
предложил следующее поддержанное всеми
участниками обсуждения решение:
расценивать мошенническое завладение
наличными средствами как посягательство на
имущество, а завладение безналичными
средствами как неправомерное завладение
имущественными правами обязательственного
характера.
Следует заметить, что Г.
Борзенков и ранее указывал на особенность
такой формы хищения, как мошенничество, при
которой можно неправомерно завладеть не
только имуществом, но и правом на него, на
что есть указание в законе. В частности, как
преступное завладение правом пользования
жилым помещением он предлагал расценивать
мошенническое завладение
"неприватизированной" квартирой.
А раз в
понятие имущества входят и так называемые
безналичные средства, то при поступлении их
на счет фирмы в результате хищения и при
том, что виновные могли фактически ими
воспользоваться, деяние надлежит
квалифицировать как оконченное хищение.
Кому же в рассматриваемых ситуациях
принадлежит указанное имущество: лицу,
передавшему свои средства в банк по
различного вида договорам, или самому
банку?
Отвечая на этот вопрос, следует,
по нашему мнению, согласиться с трактовкой
Е. Суханова положений Гражданского кодекса,
в соответствии с которой банк, получая
указанные средства, становится их
собственником, а у вкладчика (кредитора)
появляется на эти средства право
требования. Стало быть, мошеннически
завладевая средствами "под прикрытием"
кредитного договора, виновный посягает на
средства банка, которому и причиняется
ущерб.
ССЫЛКИ НА ПРАВОВЫЕ АКТЫ
"УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС РСФСР"
(утв. ВС
РСФСР 27.10.1960)
"ГРАЖДАНСКИЙ КОДЕКС
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ)"
от
30.11.1994 N 51-ФЗ
(принят ГД ФС РФ
21.10.1994)
"УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС РОССИЙСКОЙ
ФЕДЕРАЦИИ" от 13.06.1996 N 63-ФЗ
(принят ГД ФС
РФ 24.05.1996)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ Пленума
Верховного Суда РФ от 25.04.1995 N 5
"О
НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ПРИМЕНЕНИЯ СУДАМИ
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ
ОТВЕТСТВЕННОСТИ
ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ СОБСТВЕННОСТИ"
Законность, N 10, 1996
