Институт добровольного информированного согласия пациента на медицинское вмешательство в российском и американском праве
Таким образом, вопрос о том, раскрыл ли
врач риски, которые разумный пациент
признал бы существенными, отдается на
разрешение лицу, решающему вопрос факта.
Профессиональная медицинская экспертиза в
данном случае играет не решающую роль, а
лишь призвана прояснить для жюри и суда
медицинские вопросы назначенного лечения и
раскрыть степень вероятности наступления
рисков (риски, сопряженные с назначенным
лечением, альтернативные методы лечения и
сопутствующие им риски и возможные
последствия оставления пациента без
лечения) <*>.
--------------------------------
<*> Cross v. Trapp, 170 W. Va. 459, 294 S.E.2d 446, 455 (1982).
В
пользу теории, ориентированной на пациента,
высказываются следующие аргументы: при
применении "теории профессионального
стандарта" существует опасность, что лицо,
выступающее в суде в качестве эксперта,
может выдать за существующий стандарт свою
личную точку зрения, которая стандартом
вовсе не является; безусловно, доктор не
может знать с предельной точностью, какую
информацию сочтет исчерпывающей
конкретный пациент, но, основываясь на
своих знаниях и опыте, доктор может
предсказать реакцию среднего разумного
пациента; в конечном итоге при раскрытии
того или иного риска доктор ориентируется
именно на значимость данного риска для
пациента <*>.
--------------------------------
<*> Canterbury v. Spence, United States Court of Appeals, District of
Columbia Circuit, 1972. 464 F.2 d 772.
Какой подход к
решению данного вопроса выберет российский
законодатель - определит будущее. Более
верным все-таки представляется подход,
ориентированный на пациента. Поскольку
конечной целью правила об информированном
согласии является защита прав и законных
интересов пациента в ситуации, когда он
наиболее уязвим, так как не обладает
информацией, которой обладает врач, и в то
же время вынужден вверять ему свою судьбу,
информация должна быть раскрыта в объеме,
позволяющем разумному пациенту принять
осознанное решение.
В заключение
следует сказать, что правовая доктрина
информированного согласия отражает
культурные ценности, уровень
экономического развития и целый ряд прочих
факторов, характерных для определенного
общества, и поэтому может существенно
варьироваться в разных странах и в разное
время <*>. Так, в США наибольшее значение
придается информированному согласию
пациента. Отчасти это вызвано тем, что там
господствует точка зрения, согласно
которой, оплачивая медицинские услуги,
пациент осуществляет экономический выбор,
и, соответственно, ему необходима
исчерпывающая информация. Таким образом,
доктрина информированного согласия в США в
целом отражает и поддерживает рыночные
механизмы, действующие в том числе и в сфере
здравоохранения, способствует созданию
возможностей более широкого выбора для
пациента.
--------------------------------
<*> См.
по этому вопросу: Readings in Comparative Health Law and
Bioethics. Carolina Academic Press. Durham, North Carolina, 2001. P. 46 -
47.
В Японии большинство госпиталей и
клиник также находится в частной
собственности, однако право поддерживает
позицию, согласно которой от пациентов
скрывается диагноз серьезного заболевания.
Эксперты как в Японии, так и в США сходятся в
том, что первопричиной является подчинение
личности нуждам и идеалам коллектива. Как
следствие, общепринятым является мнение о
том, что пациенту необходимо выполнять
инструкции доктора, который имеет лучшее
представление о заболевании и его
значении.
Доктрина добровольного
информированного согласия в России только
начинает складываться, и нет сомнения в том,
что она должна отражать существующие
социальные и медицинские традиции и
приоритеты, сложившиеся в нашем обществе.
При этом любой зарубежный опыт должен быть
адаптирован к существующим в России
условиям, иначе его заимствование лишено
смысла. По этой причине необходимо
привлечение внимания общественности -
пациентов, медиков, юристов - к данному
вопросу для осознания и уяснения того, в
какой доктрине информированного согласия
нуждается современное российское
общество.
Журнал российского права, 2004, N
9
