Постановление Европейского суда по правам человека от 08.10.2009 "Дело "Романенко и другие (romanenko and others) против Российской Федерации" [рус., англ.]

обществе", Европейский суд должен установить, отвечало ли "вмешательство" "настоятельной общественной необходимости", было ли оно соразмерно преследуемой законной цели и были ли доводы, приведенные национальными властями в его обоснование, относимыми и достаточными. При оценке того, имелась ли такая "необходимость" и какие меры следовало принять в связи с ней, национальные власти обладают определенной свободой усмотрения. Данная свобода усмотрения, однако, не является неограниченной, а сопровождается европейским надзором, осуществляемым Европейским судом, чьей задачей является вынесение окончательного решения относительно того, совместимо ли примененное ограничение права со свободой выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции. При осуществлении своей надзорной функции задачей Европейского суда является не замещение национальных властей, а, скорее, проверка на основании статьи 10 Конвенции в свете всех обстоятельств дела, решений, принимаемых ими в рамках их свободы усмотрения. При этом Европейский суд должен убедиться в том, что национальными властями были применены стандарты, соответствующие принципам, изложенным в статье 10 Конвенции, и, кроме того, что решения властей были основаны на разумной оценке соответствующих обстоятельств дела (см. Постановление Европейского суда от 21 июля 2005 г. по делу "Гринберг против Российской Федерации" (Grinberg v. Russia), жалоба N 23472/03, § 27).
41. При оценке необходимости вмешательства в конкретных обстоятельствах дела Европейский суд примет во внимание следующие элементы: тему публикации, позицию заявителей, позицию лица, на которое была направлена критика, характеристику спорных утверждений российскими судами, формулировки, использованные заявителями, и примененное в их отношении наказание (см. Постановление Европейского суда от 22 февраля 2007 г. по делу "Красуля против Российской Федерации" (Krasulya v. Russia), жалоба N 12365/03, § 35).
42. Обе публикации в газете заявителей касались незаконной вырубки деревьев и недокументированной продажи древесины китайским компаниям, что представляло большой интерес для жителей Приморского края, где лесная отрасль была одной из основных по количеству рабочих мест. В публикациях сообщалось, что включение регионального отдела внутренних дел и Управления судебного департамента в число лесозаготовителей привело к росту безобразий при продаже древесины. Как было неоднократно указано Европейским судом, освещение вопросов, касающихся управления общественными ресурсами, выступает существенной составляющей обязанности средств массовой информации и права общественности на получение информации (см. Постановление Европейского суда от 21 декабря 2004 г. по делу "Бусуйок против Молдавии" (Busuioc v. Moldova), жалоба N 61513/00, § 63 - 64 и 84; и Постановление Большой палаты по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии" ({Cumpana} and {Mazare} v. Romania), жалоба N 33348/96, § 94 - 95, ECHR 2004-XI). Однако в национальных судебных актах отсутствуют признаки того, что суды осуществляли сравнительную оценку необходимости защиты репутации истцов и права журналистов на распространение информации по вопросам, представляющим всеобщий интерес. Они ограничились исследованием вопроса о вреде, причиненном репутации истцов, не учитывая конвенционный стандарт, требующий крайне убедительного обоснования ограничений дебатов по вопросам, представляющим всеобщий интерес (см. Постановление Европейского суда от 23 октября 2008 г. по делу "Годлевский против Российской Федерации" (Godlevskiy v. Russia), жалоба N 14888/03, § 41, и упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Красуля против Российской Федерации", § 38). Европейский суд, следовательно, приходит к выводу, что российские суды оставили без внимания тот факт, что настоящее дело затрагивало конфликт между правом на свободу выражения мнения и защитой репутации (см. Постановление Европейского суда от 14 октября 2008 г. по делу "Дюндин против Российской Федерации" (Dyundin v. Russia), жалоба N 37406/03, § 33).
43. Кроме того, не оспаривается, что утверждение о росте безобразий в бизнесе по заготовке древесины не исходило от заявителей. Первая публикация воспроизводила выдержку из открытого письма 17 заинтересованных лиц, включая государственных и муниципальных служащих и представителей частного бизнеса, полномочному представителю Президента в регионе. Источник цитирования был указан, и сама цитата была выделена шрифтом и заключена в кавычки. Во второй публикации текст письма был воспроизведен целиком и сопровождался заявлением о том, что в первой публикации не шла речь об Управлении судебного департамента в Приморском крае. Это дополнительное заявление само по себе не было признано содержащим какие-либо сведения, умаляющие честь, достоинство и деловую репутацию, и привлечение заявителей к ответственности в связи со второй публикацией было точно так же основано на тексте открытого письма.
44. Европейский суд напоминает свой последовательный подход, согласно которому необходимо различать, исходят ли утверждения от журналиста или являются цитированием иных лиц, поскольку наказание журналиста за содействие в распространении утверждений, сделанных другим лицом, серьезно снизило бы вклад прессы в дискуссию по вопросам, представляющим общественный интерес, и оно не должно применяться, если отсутствуют особенно убедительные причины для этого (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Дюндин против Российской Федерации", § 29 и 34; Постановление Большой палаты по делу "Педерсен и Бодсгор против Дании" (Pedersen and Baadsgaard v. Denmark), жалоба N 49017/99, § 77, ECHR 2004-XI; Постановление Европейского суда от 25 июня 1992 г. по делу "Торгейр Торгейрсон против Исландии" (Thorgeir Thorgeirson v. Iceland), Series A, N 239, р. 27, § 65; и упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Йерсильд против Дании", § 35). Возлагая на заявителей ответственность, российские суды посчитали не имеющим значения тот факт, что они не были источником оспариваемых утверждений и что, в соответствии с российским законодательством, будучи учредителями газеты, они не контролировали ее редакционную политику (см. § 23 настоящего Постановления). Хотя оспариваемое утверждение было ясно обозначено как принадлежащее другим лицам, суды не выдвинули какого-либо обоснования для применения к заявителям наказания за воспроизведение утверждений других лиц, тем самым допустив упущение, которое несовместимо с требованиями Конвенции.
45. Кроме того, такое привлечение к ответственности также не соответствовало российскому Закону "О средствах массовой информации", который предусматривает, что лицо подлежит освобождению от ответственности, если указанное утверждение исходит от государственных должностных лиц, органов, организаций, учреждений, предприятий или органов общественных объединений (статья 57). Данное основание освобождения от ответственности полностью соответствует собственному подходу Европейского суда, согласно которому пресса обычно должна иметь право, внося свой вклад в публичные дебаты по значимым вопросам, полагаться на содержание официальных документов, не будучи обязанной проводить их независимую проверку (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Коломбани и другие против Франции", § 65). Перечень находящихся под защитой источников информации в статье 57 Закона "О средствах массовой информации" является широким, и отказ распространить такое основание освобождения от ответственности, как добросовестный комментарий, на органы местного самоуправления и их служащих не представляется оправданным. Таким образом, разграничение между государственными и муниципальными органами, проведенное национальными судами с целью вывести заявителей из-под охраны данного исключения, было довольно формалистским и искусственным. В любом случае, письмо было подписано в числе прочих начальником местного органа внутренних дел и должностным лицом налогового органа, которые, очевидно, входили в число должностных лиц, прямо указанных в статье 57.
46. Подобным образом не выглядят убедительными доводы российских судов о том, что освобождение от ответственности на основании добросовестного воспроизведения не распространяется на данных заявителей, поскольку спорный документ был распространен ими на пресс-конференции, организованной "автономной некоммерческой организацией", а не общественным объединением. Во-первых, согласно российскому законодательству, "общественное объединение" представляет собой собирательное понятие, включающее все виды негосударственных объединений, в том числе "автономные некоммерческие организации" <*>. Во-вторых, как правильно указали заявители, не имело большого значения, в чьих помещениях была организована пресс-конференция, но имел значение тот факт, что документ исходил от публичных должностных лиц. Европейский суд отмечает, что не утверждалось, что заявители исказили или иным образом изменили первоначальный текст письма. Соответственно, он находит, что, перепечатывая официальный несекретный документ, заявители действовали добросовестно и с учетом "обязанностей и ответственности" журналистов, упомянутых в пункте 2 статьи 10 Конвенции.
--------------------------------
<*> В действительности собирательным понятием, в соответствии с Федеральным законом от 12 января 1996 г. N 7-ФЗ "О некоммерческих организациях", выступает некоммерческая организация, формами которой являются в том числе общественные организации (объединения) и автономные некоммерческие организации (прим. переводчика).
47. Европейский суд также отмечает, что российские суды признали спорный фрагмент о "безобразиях" утверждением о факте и привлекли заявителей к ответственности, поскольку они не доказали его действительность. Европейский суд напоминает, что при осуществлении сравнительной оценки в соответствии со статьей 10 Конвенции, особенно если дело касается сообщения журналистом утверждений третьих лиц, вопрос заключается не в том, может ли журналист доказать действительность утверждений, а в том, может ли быть установлена достаточно точная и надежная фактическая основа, соразмерная характеру и степени обвинения (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского суда по делу "Дюндин против Российской Федерации", § 35; и Постановление Большой палаты по делу "Педерсен и Бодсгор против Дании", § 78). Тот факт, что краевой отдел органов внутренних дел и краевое Управление судебного департамента получили необычно высокие квоты на заготовку древесины, не оспаривался в рамках национальных разбирательств. Точно так же не оспаривался тот факт, что оптовые компании, приобретающие древесину без необходимых разрешений, могли беспрепятственно действовать на территории края. Европейский суд подчеркивает, что, если спорное заявление было сделано в контексте оживленной дискуссии на местном уровне, выборные должностные лица и журналисты должны были иметь широкую возможность критиковать действия местных органов власти, даже если их утверждениям, возможно, недоставало точной фактической основы (см. Постановление Европейского суда от 24 апреля 2007 г. по делу "Ломбардо и другие против Мальты" (Lombardo and Others v. Malta), жалоба N 7333/06, § 60). В итоге Европейский суд находит, что спорное утверждение, хотя и выражено в провокационной форме, не вышло за рамки журналистской свободы, принимая во внимание, что в отношении государственных органов и государственных служащих при исполнении ими обязанностей, так же как и в отношении политиков, существуют более широкие пределы допустимой критики по сравнению с частными лицами.
48. Наконец, Европейский суд даст оценку мере наказания, примененного к заявителям. Он отмечает, что с каждого из них была взыскана значительная сумма, сначала в пользу Шульги в его личном качестве, а затем еще большая сумма в пользу Управления судебного департамента. Национальные суды не исследовали вопрос о том, какую часть дохода заявителей представляли эти суммы и будет ли таким образом на них возложено чрезмерное бремя. Как указывают заявители и не оспаривают власти Российской Федерации, сумма была эквивалентна их доходу за четыре месяца и, таким образом, очевидно представляла собой суровое наказание.
49. В заключение Европейский суд находит, что российские власти не разрешили иски о диффамации в соответствии с конвенционными стандартами и не привели относимые и достаточные основания для вмешательства в право заявителей на свободу выражения мнения. Соответственно, обжалуемое вмешательство не было "необходимым в демократическом обществе" в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции.
50. Следовательно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
II. Применение статьи 41 Конвенции
51. Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Европейский суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Материальный ущерб
52. Каждый заявитель требовал 860 евро в счет компенсации материального ущерба. Данная сумма соответствовала сумме, которую каждый из них выплатил истцам согласно национальным судебным актам.
53. Власти Российской Федерации признали, что требования заявителей были обоснованными, поскольку указанные расходы были в действительности понесены.
54. Европейский суд признает наличие причинной связи между установленным нарушением и предполагаемым материальным ущербом, поскольку заявители ссылались на суммы, которые они выплатили согласно национальным судебным актам. Соответственно, Европейский суд присуждает каждому заявителю 860 евро в счет компенсации материального ущерба, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму.
B. Моральный вред
55. Заявитель Трубицын требовал 3000 евро, а заявительницы Романенко и Гребнева каждая требовали 1000 евро в счет компенсации морального вреда. Они ссылались на компенсации, присужденные Европейским судом по сравнимым делам.
56. Власти Российской Федерации указывали, что требуемые суммы являлись чрезмерными.
57. Европейский суд полагает, что заявители претерпели моральный вред в результате национальных судебных решений, несовместимых с конвенционными принципами. Достаточной компенсацией указанного морального вреда не может быть признано установление факта нарушения Конвенции. Европейский суд полагает, однако, что конкретная сумма, требуемая первым заявителем <*>, является чрезмерной. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский суд присуждает каждому заявителю 1000 евро, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму.
--------------------------------
<*> В данном случае, а также в пункте 3 резолютивной части Постановления Европейский суд под первым заявителем подразумевает Трубицына В.Ф.,