Некоторые проблемы реституции
Итак, суд, отказывая в реституции потому,
что истец не доказал права на вещь,
оставляет вещь ответчику, у которого права
нет без всякого доказывания <*>. Иначе,
как крайне нелогичным, чтобы не сказать
бессмысленным, такой подход назвать
невозможно <**>.
--------------------------------
<*> Если строго следовать этой логике, то
и уличенный мошенник не обязан вернуть
похищенное, пока потерпевший не докажет
свое право на имущество, поскольку
основанием истребования является статья 179
ГК РФ.
<**> Вообще праву известен
механизм, согласно которому при прочих
равных условиях фактический владелец имеет
преимущество. Но этот механизм действует в
рамках развитой владельческой защиты, а, по
мысли Д. Тузова, отказ в реституции из-за
отсутствия титула тем и хорош, что выражает
отказ в защите владения. Соответственно,
нет никаких оснований подозревать
описанную практику и идеологию в защите
фактического владения незаконного
приобретателя по известному (но не нам)
принципу: владение - само по себе
основание.
Очевидно, что недостаточность,
незавершенность защиты фактического
владения, трудности, иногда непреодолимые,
связанные с возвратом в оборот незаконно
отчужденных вещей, делают необходимым
сохранение механизма реституции <*>.
--------------------------------
<*> Отсюда видна
уязвимость критики статьи 167 ГК РФ с позиций
классического права, так же как права
германского или русского дореволюционного:
если эта критика ограничивается лишь
призывом к устранению данной нормы без
введения полноценной защиты владения, то
ничего, кроме дальнейшего ослабления и без
того почти не защищенного нашим правом
оборота, она в себе не несет.
Кстати,
имеется в виду не только незаконная сделка
(ст. 168 ГК РФ). И при отчуждении вещи
недееспособным лицом, и при совершении
сделки под влиянием заблуждения, и во всех
других случаях, предусмотренных параграфом
2 главы 9 ГК РФ, вещь возвращается стороне
сделки независимо от права на нее. Неужели
кто-то будет отстаивать тезис, что если вещь
отчуждена малолетним, или недееспособным,
или под влиянием заблуждения или обмана и
т.д., то истец обязан доказывать свое право
на вещь, а если не докажет, то в реституции
следует отказать?
Чтобы завершить этот
аспект темы, необходимо обсудить, а может ли
виндикация полностью взять на себя функции
реституции, или, что то же самое, можно ли
рассматривать реституцию как
разновидность виндикации с подчинением ее
требованиям главы 20 ГК РФ, как предлагает Д.
Тузов <*>.
--------------------------------
<*>
Тузов Д.О. Указ. соч. С. 134.
Из этого следует,
что если собственник обосновывает свой иск
из совершенной им недействительной сделки
правом собственности, то должны
применяться нормы статей 301 - 302 ГК РФ.
Посмотрим, как это получится.
Во-первых,
из статьи 302 ГК РФ вытекает, что между истцом
(собственником) и ответчиком (владельцем)
стоят третьи лица и подразумеваются куда
более сложные события, чем одна
недействительная сделка, как это следует из
статьи 167 ГК РФ. Например, когда обсуждается
вопрос, выбыла ли вещь из обладания истца
против его воли, то, очевидно, не может
иметься в виду передача вещи по сделке, в
том числе недействительной. Сделка, в том
числе недействительная, - это всегда
передача вещи по воле стороны.
Предполагается, конечно, насильственный (к
нему приравнивается и хищение) акт,
прервавший владение истца. Значит, в
гипотезе нормы уже заложено что-то иное,
кроме недействительной сделки; налицо цепь
юридических фактов, из которых не все могут
быть сделками, и цепочка владельцев,
разделяющих истца и ответчика.
Далее,
ответчик может считаться добросовестным,
если он не мог знать, что получает вещь без
достаточного основания. Но если вещь
получена от истца, который является
собственником, - а это так по концепции Д.
Тузова, - то ответчик получает вещь по
достаточному основанию. Значит, и эта
гипотеза отпадает. Если же предположить,
что вещь передана собственником в
нарушение закона, то незаконность сделки,
как известно, исключает добрую совесть
получателя.
Наконец, может быть
измышлена ситуация, когда вещь передана
собственником незаконно, но с доброй
совестью получателя, например когда
отчуждена арестованная или иным образом
запрещенная к отчуждению вещь так, что
получатель не мог знать о запрете. Но в этом
случае защита будет исходить от третьего
лица, например залогодержателя, то есть
выступать как виндикационный иск (это прямо
подчеркнуто в статье 33 Закона об ипотеке
(залоге недвижимости)), поскольку истец
(залогодержатель, кредитор в отношении
арестованного имущества) не будет обязан к
встречному предоставлению. Если же дать
защиту в этих случаях должнику, то будет
невозможно не признать, что тем самым
санкционируется злоупотребление правом
<*>: сначала собственник (должник) в
нарушение закона отчуждает вещь, получив
компенсацию, а затем обращает собственное
нарушение себе на пользу и возвращает вещь
по правилам о виндикации.
--------------------------------
<*> Недопустимость
реституции в этом случае может быть
мотивирована и наличием в этом институте
публично - правовых черт, что отмечает и Д.
Тузов (указ. соч., с. 134). Он, впрочем,
оспаривает взгляды тех авторов (Г.Н.
Амфитеатрова, О.С. Иоффе, Д.М. Генкина и др.),
которые высказываются в поддержку
самостоятельного характера реституции и
как следствие - приобретения ею публично -
правовых черт. Оспаривает потому, что такое
представление о реституции не
соответствует "современным условиям". На
мой взгляд, напротив, именно современные
условия заставляют признать, что поскольку
поводом для аннулирования сделки является
нарушение закона, то речь должна идти о
придании нормам статей 166 - 167 ГК РФ
выраженного публично - правового характера.
Например, статья 1417 недавно принятого и,
надеюсь, достаточно современного
Гражданского кодекса Квебека гласит:
договор является ничтожным, "если
основанием для признания его
недействительным служат требования к
порядку заключения договора, установленные
для защиты общественного интереса".
Соответственно, право прибегать к
аннулированию договора в частных интересах
должно быть ограничено: ведь трудно
оправдать такое положение, когда сначала
закон нарушается, а потом это нарушение
используется нарушителем в своих
интересах. Тогда отпадет и основание к
применению реституции, по крайней мере в
сколько-нибудь широких масштабах.
Напротив, отрицание публичных черт в статье
166 ГК РФ, интерпретация этой нормы как
способа защиты частного права, права
собственности будет вести и к росту числа
злоупотреблений, и к неустойчивости
оборота.
Еще раз подчеркну, что механизм
реституции, как он сложился в нашем ГК РФ, -
это не столько средство защиты частного
субъективного права, сколько средство
защиты оборота, что не одно и то же. Защита
оборота - это общий, публичный, а не частный
интерес.
Но поскольку остается только эта
гипотеза виндикации, которой допускается
добросовестное незаконное приобретение от
собственника, то можно без особых колебаний
заключить, что отнюдь не для этих целей
создавался институт доброй совести.
Итак, создающее механизм нормы статей 301 - 302
ГК РФ условие о добросовестности
получателя оказывается иррелевантным, не
имеющим юридического значения. А это
значит, что в норме статьи 167 ГК РФ заложен
какой-то другой механизм, исключающий
подчинение реституции правилам о
виндикации.
Но может быть, получатель
окажется недобросовестным, то есть
заведомо знающим, что есть препятствия к
получению вещи? Однако и эта гипотеза не
подтверждается. Если вещь приобретается у
собственника, то никакого заблуждения
относительно управомоченности
отчуждателя, понятно, быть не может. Ведь
продавец, будучи собственником, не станет
представляться посторонним лицом, а если
ему и будет угодно вести себя столь
причудливо, то даже инсценированное таким
образом заблуждение получателя никак не
влияет на приобретенное им действительное
право. Но при наличии действительного права
не может быть недобросовестности (как,
впрочем, и доброй совести - она не нужна,
если есть право).
Теперь предположим,
что передается имущество с нарушением
закона и получатель об этом знает. Если это
известно также и собственнику, то налицо
деликт, не дающий права на частноправовую
защиту ни одному из нарушителей по тем
причинам, о которых уже говорилось. Если же -
ситуация довольно фантастичная -
собственник об этом не знает, то налицо
обман или аналогичные обстоятельства и
наступают последствия, предусмотренные
статьей 179 ГК РФ или иными нормами параграфа
2 главы 9 ГК РФ.
Рассмотрев все возможные
варианты, мы можем убедиться, что механизм,
предусмотренный статьями 301 - 302 ГК РФ, не
предназначен для возврата вещи
собственником, заключившим
недействительную сделку, от другой стороны
этой же сделки.
Нужно вновь подчеркнуть,
что если бы такое и было возможным, то
налицо было бы очевидное злоупотребление:
отдав вещь и получив за нее эквивалент,
собственник по виндикационному иску
возвращал бы только вещь, отказываясь
обсуждать вопрос о встречном
предоставлении в пользу ответчика.
Если
же мы признаем, что приобретатель имеет
право в том же процессе потребовать
возврата уплаченного, то мы получим тот же
механизм реституции, с которым борется Д.
Тузов, только существенно ограничивающий
права собственника, поскольку, по мысли
автора, он будет еще и нести бремя
доказывания своего права.
Кроме того,
если "сложный юридический состав",
предусмотренный статьей 302 ГК РФ и
создающий, как полагает Д. Тузов,
возникновение права собственности у
приобретателя, получившего вещь от
неуправомоченного отчуждателя <*>,
включает добрую совесть (эта идея
фактического (юридического) состава,
включающего добрую совесть, обстоятельно
изложена В. Рахмиловичем <**>), то нельзя
не заметить, что добрая совесть юридическим
фактом (а также правом или правоотношением)
не является и, следовательно, элементом
состава быть не может. Добросовестность - не
факт, а, если следовать О. Красавчикову,
"элемент самостоятельного юридического
факта" <***>. А именно такого факта, как
недействительная сделка. Но
недействительная сделка, порождая самые
разные последствия, тем и характерна, что
никогда (в нашем праве) не порождает права
на полученную по сделке вещь у
получателя.
--------------------------------
<*>
Тузов Д.О. Указ. соч. С. 128.
<**>
Рахмилович В.А. О праве собственности на
вещь, отчужденную неуправомоченным лицом
добросовестному приобретателю (к вопросу о
приобретении права от неуправомоченного
лица) // Проблемы современного гражданского
права / Отв. ред. В.Н. Литовкин, В.А.
Рахмилович. М., 2000.
<***> Красавчиков
О.А. Юридические факты в советском
гражданском праве. М., 1958. С. 57. Автор
буквально говорит, что вред, вина - не
юридические факты, а элементы юридического
факта - причинения вреда. Действительно, ни
вина, ни добрая совесть не могут быть
причислены к фактам, то есть явлениям
реальности.
Наконец, нельзя не заметить,
что если Д. Тузов разделяет воззрение,
согласно которому недействительная сделка
непосредственно создает собственность у
добросовестного получателя (а его взгляды,
видимо, таковы <*>), то исчезает смысл во
всех его дальнейших построениях: отпадает
не только реституция, но и виндикация - ведь
ответчик, став собственником, оказывается
защищенным от любого требования.
--------------------------------
<*> См., напр.: Тузов
Д.О. Реституция в гражданском праве:
Автореф. дис. Томск, 1999. С. 14 - 15.
А в случаях
добросовестного приобретения похищенного
(утраченного не по воле собственника),
когда, как считают сторонники этой
концепции, виндикация все же сохраняется,
отпадает ключевая идея Д. Тузова о замене
реституции виндикацией, ибо хищение
(утрата) - это не сделка и такого следствия,
как реституция, не влечет.
Остается
только добросовестное безвозмездное
приобретение, то есть подарок, полученный
не от собственника так, что получатель не
мог об этом знать. И научный, и практический
интерес этого сюжета настолько ничтожен,
что едва ли имеет смысл его
анализировать.
Следовательно, вся
аргументация Д. Тузова сосредоточивается
лишь на случаях недобросовестного
получения вещи. Эта гипотеза означает, что
получатель заведомо знает, что, получая
вещь, он не приобретает на нее никакого
права. Тем не менее он сделку совершает. Но
если так, то получателю вполне выгодна эта
незаконная сделка и риск реституции его не
пугает. Не думаю, что подобным образом может
себя вести тот рачительный хозяин, для
которого написан Гражданский кодекс.
Поэтому предложение Д. Тузова лишить другую
сторону сделки права на реституцию лишь
увеличит энтузиазм такого рода
приобретателей, получивших неожиданную
теоретическую защиту своего
недобросовестного поведения. Насколько
этот механизм отвечает интересам общества -
судить читателю.
До сих пор мы говорили
о возврате вещи в порядке реституции. Но,
как известно, норма статьи 167 ГК РФ
предусматривает и возврат стоимости вещи.
Д. Тузов делает из этого вывод, что
реституция состоит из двух разных
механизмов - виндикационного
(направленного на защиту права
собственности) и иного - и "между ними так же
мало общего, как между виндикационным
притязанием и заменяющим его в случае
гибели вещи требованием о возмещении
убытков" <*>.
--------------------------------
<*> Тузов Д.О. Реституция и виндикация:
проблемы соотношения. С. 124.
Сравнение
представляется неудачным. Виндикация
следует за вещью, а требование из деликта -
за лицом; виндикационный иск
обосновывается правом собственности на
стороне истца и незаконным владением на
стороне ответчика; деликтный иск
обосновывается убытками на стороне
кредитора и виновным противоправным
поведением должника. В первом случае -
традиционный вещный иск; во втором случае -
традиционный обязательственный.
Действительно, нет ничего общего.
А вот
когда речь идет о реституции, то в обоих
случаях требование не идет дальше стороны
сделки, в обоих случаях - и при возврате
вещи, и при возврате денег - иск личный. В
обоих случаях вина или иные характеристики
поведения сторон иррелевантны. То есть
общего очень много, и эти общие черты весьма
существенны.
Но между двумя формами
реституции есть разница, хотя совсем не та,
о которой говорит Д. Тузов.
Денежное
обязательство, возникающее из нормы статьи
167 ГК РФ взамен натурального, отличается
тем, что другая сторона возвращает уже не
чужое, а свое имущество. Более того, по
гипотезе нормы эти деньги получены не от
другой стороны, а от третьих лиц, в обороте.
Тем самым отпадают те условия, которые
вызвали к жизни особенности нашей
реституции. Ведь все эти условия коренятся,
как уже говорилось, в неразвитости
владельческой защиты, то есть защиты
владения чужим имуществом, незаконного
владения. А деньги, как известно, под