Применение норм о доброй совести в гражданском праве россии
покупатель имеет перед ним долг на ту же
сумму, считалось бы неразумным поведением.
Истец же не привел доказательств того, что
покупатель действовал неразумно <*>.
--------------------------------
<*> Кажется, что в
этом казусе можно усмотреть
злоупотребление правом - со стороны истца.
Но на самом деле этого нет. Если покупатель
произвел надлежащее исполнение по
купле-продаже, у истца нет права (на
получение платежа), если же покупатель не
исполнил своего обязательства, иск
правомерен и должен быть удовлетворен.
Злоупотребления в рамках права, как того
требует норма п. 1 ст. 10 ГК РФ, в любом случае
нет.
Видно, что во всех перечисленных
случаях применимо правило п. 3 ст. 10 ГК РФ,
заставляющее заинтересованное лицо,
которым везде выступает обладатель права,
доказывать недобросовестность обязанного
лица. Тем не менее речь идет именно о защите
прав лиц обязанных - права на исполнение
своему кредитору, полномочия
представителя, права на исполнение
третьему лицу, указанному кредитором, и т.д.
В то же время недобросовестность обязанных
лиц вовсе не будет означать совершения ими
злоупотребления правом. Для них наступают
иные последствия, не предусмотренные п. 1 ст.
10: в первой ситуации должник будет вынужден
исполнять обязательство и новому
кредитору; во второй представитель
окажется лично связанным сделкой,
совершенной им без полномочия; в третьей
должник будет обязан к выплате покупной
цены в пользу продавца. Как можно судить,
эти последствия совсем не отказ в защите
права, предусмотренный п. 1 ст. 10 ГК
РФ.
Добрая совесть в личных
правоотношениях
В обороте личных
(обязательственных) прав технически
невозможно разъединение права и его
предмета, как постоянно происходит в
обороте вещей. Это обстоятельство, конечно,
значительно сужает сферу действия доброй
совести в личных правоотношениях. Тем не
менее и здесь вопросы, связанные с доброй
совестью, остаются. Затронем некоторые из
них.
Известно, что мы сталкиваемся с
эффектом доброй совести при заключении
сделки: в соответствии со ст. ст. 173, 174 ГК РФ
позиция добросовестного третьего лица,
заключившего сделку с юридическим лицом
при превышении полномочий, выходе за
пределы целей деятельности и т.д., всегда
имеет преимущество перед интересом
юридического лица, его учредителей,
компетентного государственного органа. В
то же время добрая совесть не имеет
действия против недееспособности, хотя
освобождает от возмещения реального
ущерба. Такой подход, как отмечал и Л.
Эннекцерус, не является строго
последовательным, хотя достаточно
традиционен.
Близко к этим нормам стоит
известное правило ст. 183 ГК РФ,
распределяющее риски, связанные с
заключением сделки неуполномоченным
представителем, между представителем,
представляемым и третьим лицом. Здесь также
проведен принцип приоритетной защиты
добросовестного третьего лица. Однако
выбранный Гражданским кодексом подход, на
мой взгляд, не учитывает некоторых
вариантов и потому не всегда обеспечивает
заявленную цель <*>.
--------------------------------
<*> Подробнее см.:
Скловский К. Множественность лиц в
представительстве // Хозяйство и право. 1998. N
1. С. 49.
Возникли проблемы и на почве
применения п. 1 ст. 183 ГК РФ: во многих случаях
третье лицо не имеет никакого интереса в
том, чтобы неуполномоченный представитель
был связан заключенным им договором.
Например, если представитель продавца
заключил без надлежащего полномочия
договор на поставку 1000 тонн бензина с
условием оплаты авансом, покупатель обязан
сначала уплатить аванс и лишь потом
получает основания для привлечения
продавца к ответственности. Понимая
абсурдность таких ситуаций, суды оценивают
эти сделки как "не порождающие последствий
для представляемого" <*>, как будто
описание эффекта сделки состоит в том, что
указывается, для кого она не создает
последствий. Практически суды просто не
применяют норму п. 1 ст. 183 ГК РФ по ее точному
смыслу. Едва ли такое положение можно
считать нормальным.
--------------------------------
<*> Фактически это
возврат к норме ст. 63 ГК РСФСР 1964
года.
Полагаю, более гибким правилом было
бы иное: добросовестное третье лицо имеет
право на выбор между подтверждением сделки
с участием представителя (если сделка не
подтверждена представляемым) или
взысканием убытков с неуполномоченного
представителя, причем независимо от доброй
совести последнего, а только потому, что
действия представителя могли создать у
третьего лица достаточные основания
считать его уполномоченным, как это решено
в ГГУ. При сопоставлении позиций
добросовестного представителя и
добросовестного третьего лица
предпочтение должно даваться третьему
лицу, потому что представитель имеет больше
возможностей избегать заблуждения и обязан
проявлять больше осмотрительности.
Добрая совесть обнаруживается и в
механизме цессии - всегда, когда речь идет о
гражданском обороте, неизбежны коллизии,
связанные с добросовестным приобретением
имущества.
Хотя оборот прав имеет общие
черты с оборотом вещей, здесь принят иной
подход в части доброй совести
приобретателя: если цессия запрещена
соглашением между кредитором и должником
(ст. 388 ГК РФ <*>), то добросовестность
покупателя права тщетна: он не получает
права требования <**>. Из этого правила
сделано известное исключение: уступка
денежного требования финансовому агенту
(ст. 828 ГК РФ). Поскольку это исключение
закреплено законом, должник заведомо знает
о нем и оговорка о запрете цессии на этот
случай, естественно, не
распространяется.
--------------------------------
<*> Понятно, что сам по себе
законодательный запрет (ст. 388 ГК РФ) не
исключает фактического добросовестного
нарушения этого запрета, а значит, каждый
раз возникает вопрос о его последствиях.
<**> Об этом применительно к германскому
праву пишет Е. Крашенинников в статье
"Допустимость уступки требования" //
Хозяйство и право. 2000. N 8. С. 84. См. также:
Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 273 - 274.
Ratio
правила о тщетности доброй совести
цессионария видится в следующем. Интерес
должника состоит в том, чтобы цессия не
передавалась, - иначе он не включил бы такое
условие в договор; ведь кредитору это
условие не нужно: в любом случае только от
его воли зависит, передать право или нет.
Значит, цессия нарушает право должника, в
котором он имеет интерес. Между тем один из
базовых принципов гражданского права
состоит в том, что нельзя обязать лицо
против его воли; для должника в
обязательстве это правило, в частности,
выступает как недопущение ухудшения его
положения без его согласия. Таким образом, в
соревновании двух позиций -
осмотрительного должника, исключившего
риск цессии, и добросовестного
приобретателя права - выбрано решение в
пользу первого.
Поскольку, как уже
говорилось, всегда действует общее правило:
добросовестность может быть
противопоставлена праву постольку,
поскольку это прямо указано законом, норма
о тщетности добросовестности на стороне
покупателя при совершении цессии в законе
прямо не формулируется.
Механизм доброй
совести в сфере цессии применительно к
должнику заключается в том, что в случае
недействительности цессии, означающей, что
право осталось у прежнего кредитора,
должник тем не менее защищен от требования
прежнего (действительного) кредитора,
поскольку он исполнил обязательство лицу,
не имеющему прав кредитора, добросовестно -
выполняя указания прежнего (истинного)
кредитора. Добросовестный должник сможет в
этом случае защититься на основании нормы
ст. 312 (385) ГК РФ. В соответствии с данной
нормой должник несет риск исполнения лицу,
не имеющему права (полномочия) на получение
исполнения, если лицо, получившее
исполнение, не может легитимировать себя.
По смыслу нормы должник не должен отвечать
за пороки прав третьего лица при надлежащей
его легитимации в момент исполнения.
Следовательно, обнаружившееся позже
отсутствие оснований исполнения не влечет
отрицательных последствий для должника.
Отсюда, впрочем, следует и то, что
отсутствие доброй совести (которое должно
доказываться кредитором) не освобождает
должника. Например, если должник должен был
знать о ничтожности цессии, он не сможет
защититься от требования кредитора об
исполнении.
Если же к моменту
аннулирования договора о цессии
обязательство еще вовсе не исполнялось,
должник, естественно, обязан исполнить
обязательство действительному, то есть
прежнему, кредитору.
Добрая совесть в
вещных правоотношениях
Проблема доброй
совести традиционно связывается именно с
вещными отношениями и именно здесь
достигает наибольшей остроты. Причина
вполне очевидна: видимость права,
создаваемая владением вещью, не может не
вступать в конфликт с действительным
правом. Особенно характерно это для
оборота, подчиненного системе традиции, но
и в иных условиях такой конфликт отнюдь не
исключение.
Добросовестность
увязывается прежде всего с
приобретательной давностью, в рамках
которой она достигает наиболее сильного
своего проявления: противостояние праву
собственности приводит в конечном счете к
возникновению права на стороне
добросовестного владельца, несмотря на
незаконность получения вещи.
Добросовестность приобретателя для
давности приурочивается к моменту
получения вещи во владение. Утрата доброй
совести впоследствии не вредит
приобретению по давности.
Одним из
неясных остается вопрос о степени
добросовестности. В классическом праве
говорилось о "внешнем событии, которое
придает нашему господству над вещью
видимость правомерности" <*>. Актуальным
стал вопрос, должна быть у приобретателя
полная уверенность в наличии у него права
или позволено и некоторое сомнение, притом
что вещь получена все же "без неправды", как
писал В.М. Хвостов. Полагаю, что с учетом
нашего довольно неустойчивого
правопорядка предпочтителен второй
вариант. Можно поэтому согласиться с
суждением Е.А. Суханова, что доброй совести
не будет, например, при похищении или
умышленном завладении чужим имуществом
помимо воли его собственника <**>. Как
можно видеть, одно только сомнение здесь не
вредит добросовестности.
--------------------------------
<*> Дернбург Г.
Пандекты. Т. 1, ч. 2: Вещное право. СПб., 1905. С.
133.
<**> Гражданское право. Т. 1 / Отв.
ред. Е.А. Суханов. 2-е изд. М.: БЕК, 1998. С. 498 -
499.
Характерным примером, иллюстрирующим
этот аспект, служит такое дело.
Райпотребсоюз, обратившись в 2000 году с
заявлением о государственной регистрации
за ним встроенных в жилые здания помещений,
столкнулся с возражениями муниципалитета,
утверждавшего, что эти помещения (в составе
жилого фонда) уже включены в реестр
муниципальной собственности. В судебном
заседании было установлено, что встроенные
помещения, в которых размещались торговые и
иные коммерческие организации,
принадлежащие райпотребсоюзу, находились
во владении истца по крайней мере с 1960-х
годов. Ни райпотребсоюз, ни муниципалитет
не имели документов или иных доказательств,
позволяющих судить о происхождении спорных
объектов и обстоятельствах передачи их во
владение райпотребсоюза.
Муниципалитет
ссылался в обоснование своей позиции на
презумпцию государственной собственности,
которая при отсутствии иных оснований
действовала по прежнему законодательству в
пользу государства. Однако против этой
презумпции в данном случае действует
другая, общеправовая презумпция законности
действий всех участников оборота
(презумпция доброй совести - частное
проявление этой презумпции). В противном
случае мы столкнемся с парализующей всю
жизнедеятельность общества ситуацией,
когда каждое лицо будет находиться в
состоянии полной неуверенности
относительно своих прав и всю свою энергию
будет вынуждено направлять на обеспечение
доказательств в оправдание своего
существования.
Действие такой
презумпции, лежащей в основании права, даже
когда о ней прямо, как было в прежнем
Гражданском кодексе, и не говорится,
состоит, в частности, в том, что передача
имущества предполагается совершенной
законно, пока не доказано иное. В
соответствии с действовавшим законом
передача имущества из государственной
собственности в собственность
общественных организаций происходила
обычно в форме отчуждения и возмездно (ст. 96
ГК РСФСР). Условная или временная передача
(например, имущественный наем) не
практиковались, хотя и были теоретически
возможны. Но имущественный наем оставляет
следы: начисление платы, учет основных
средств (имущества) как арендованных и т.п.
Отсутствие таких следов практически
исключает доказывание условной передачи.
Ведь не владелец должен доказывать, что он
получил помещения временно.
Презумпция
государственной собственности в данном
случае станет проявляться в том, что
райпотребсоюз будет предполагаться
незаконно захватившим помещения. Но это, с
учетом хозяйственного уклада того времени
<*> с присущим ему контролем государства
за каждым сколько-нибудь серьезным
имущественным актом (к числу таких,
несомненно, относились акты передачи
помещений), будет означать и незаконность
деятельности самих органов
государственного управления. Логики
мало.
--------------------------------
<*> Оценка
доброй совести должна исходить не только из
формально действующих правил, но и из
сложившихся фактических отношений. Ведь
приобретатель тоже ориентируется не только
на закон, но и на всем известные, "принятые"
правила и обычаи.
Например, если мы
имеем в виду современную практику
приобретения жилых помещений, нельзя не
учитывать, что во многих случаях стороны -
продавец и покупатель - указывают заведомо
заниженную цену квартиры, а фактически
договариваются о действительной стоимости.
Хотя такое поведение может рассматриваться
как нарушение публичного правопорядка, оно
не должно толковаться в смысле отсутствия
доброй совести у покупателя, который не мог
не знать, что квартира на самом деле стоит
больше, чем указано в договоре.
Если
встать на позиции отождествления сомнения
с недобросовестностью, мы не только
вынуждены будем обращать недостатки в
деятельности государственных органов в
пользу государства, что само по себе никак
не может вызвать сочувствия, но и приведем в
тупик большую группу владельцев. Ведь в
данном случае очевидно, что государство
(муниципалитет) утратило возможность
виндикации. Отказав в получении титула
собственника (как и любого другого титула)
райпотребсоюзу, мы создадим имущество без
хозяина и без перспективы возврата в оборот
(отчуждения, сдачи в аренду и т.д.). Понятно,
что общественному интересу такой подход
никак не отвечает.
Этим делом затронут и
другой вопрос - о презумпции доброй совести.
Мы уже говорили об этой презумпции
применительно к п. 3 ст. 10 ГК РФ. Понятно, что
данной нормой формально не охватывается
добрая совесть приобретателя по давности,
так как незаконный владелец, описанный в ст.
234 Кодекса, права не имеет. Тем не менее
существует широко поддержанная в
юридической литературе общеправовая
презумпция доброй совести <*>. Однако
нашей
