"Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования" (Шейфер С.А.) ("НОРМА", 2009)

могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания.
Данные предписания вкупе с другими, содержащимися в этой норме, нельзя, как отмечалось, интерпретировать иначе как требование всестороннего исследования события, нацеленного на установление его реального, фактического содержания, т.е. истины по делу. Повторим также, что требования всесторонности, полноты и объективности расследования содержатся и в других нормах УПК РФ (об этом более подробно сказано в предыдущей главе монографии).
Таким образом, сосуществование в УПК РФ принципа состязательности (ст. 15) с принципом всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выраженном в рассмотренных выше нормах УПК РФ, снимает вопрос о их несовместимости, что служит аргументом в пользу утверждения о том, что согласно УПК РФ установление истины, как и прежде, следует считать целью доказывания, хотя эта цель выражена в законе менее определенно, нежели раньше. Из вышеизложенного следует, что, хотя в некоторых случаях законодатель считает возможным ограничиться установлением формальной истины, стремление управомоченных органов государства установить обстоятельства исследуемого события такими, какими они были в действительности, сохраняет свое значение как ведущая тенденция доказывания, т.е. его цель. И уж вовсе бесспорно, что обвинительный приговор, который не может быть основан на предположениях (ч. 4 ст. 302 УПК РФ), выносится судом только при условии установления объективной истины <1>.
--------------------------------

<1> Этот момент подчеркивает П.А. Лупинская: "...об истине, понимаемой как соответствие установленных обстоятельств дела тому, что имело место в действительности, можно говорить применительно к обвинительному приговору... Выводы, содержащиеся в обвинительном приговоре, должны быть достоверными, т.е. вполне верными, истинными, несомненными" (Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Под ред. П.А. Лупинской. М., 2003. С. 222).
И.Б. Михайловская также отмечает, что "принцип доказанности обвинения означает, что истинность (или, что в данном случае то же самое, достоверность) выводов суда о фактических обстоятельствах уголовного дела является требованием только к тем судебным решениям, которые констатируют виновность лица в совершении преступления" (Михайловская И.Б. Настольная книга судьи по доказыванию в уголовном процессе. М., 2006. С. 18).
Иная трактовка цели доказывания, полностью отрицающая возможность установления истины, опирается подчас на неутешительные результаты работы органов расследования - слабую раскрываемость преступлений и связанные с этим неправомерные действия данных органов, предпринимаемые с целью "повысить" раскрываемость и создать более благоприятную картину своей работы.
Известны и приемы "решения" этой задачи: уклонение от регистрации преступлений, не имеющих надежной судебной перспективы, прекращение дел о фактически не раскрытых преступлениях по реабилитирующим основаниям, "перевод" таких дел в русло особого порядка производства (с предварительным склонением обвиняемого к признанию вины) и т.п. <1>. На этом фоне утверждение о том, что установление истины остается целью доказывания, воспринимается порой как наивная попытка выдать желаемое за действительное.
--------------------------------
<1> О мотивации подобных действий, снижающих эффективность расследования, более подробно см. гл. 11 монографии.
В этом следует разобраться. Действительно, раскрытие многих преступлений - это сложная и трудоемкая работа, с которой не всегда удается справиться следователю. К тому же нередко складывается и неблагоприятная для установления истины обстановка: отсутствие информационно насыщенных следов, оставленных событием, их уничтожение вследствие природных явлений, непонимание их значения гражданами, по неосторожности уничтоживших следы, и т.п. Все это нередко толкает следственных работников на путь наименьшего сопротивления, порождая действия, отмеченные выше. Но объективные трудности раскрытия преступлений вовсе не означают принципиальной невозможности установить истину по уголовному делу <1>. Против такой возможности не говорит и то, что до сего дня многие громкие преступления продолжают оставаться нераскрытыми. Возможность познания истины, вопреки трудностям, стоящим на этом пути, - это, как уже говорилось выше, проявление философской закономерности, состоящей в том, что мир познаваем. Иной подход означает переход на позиции агностицизма, с чем невозможно согласиться. Да и практика раскрытия тяжких преступлений, которые в течение долгих лет оставались нераскрытыми, подтверждает эту закономерность.
--------------------------------
<1> Одновременно трудно возразить Ю.В. Кореневскому в том, что в подобных обстоятельствах возможность установления истины становится проблематичной (см.: Кореневский Ю.В. Доказывание в уголовном процессе: традиции и современность / Под ред. В.А. Власихина. М., 2000. С. 149, 150). Но проблематично не значит невозможно.
4. Близкие к отмеченным выше возражения против признания истины целью доказывания подчас базируются на абсолютизации принципа состязательности, интерпретируемой в виде схемы, согласно которой следователь, дознаватель как участники процесса на стороне обвинения должны собирать только обвинительные доказательства, в то время как представление доказательств противоположной направленности - это прерогатива стороны защиты. Суд же взвешивает и те и другие доказательства и решает, какие из них подтверждают либо оправдывают обвинение, т.е. определяет, доказано обвинение или не доказано, не задумываясь над тем, что имело место в действительности. Такую конструкцию доказывания предложил в свое время С.А. Пашин. Он утверждал, что "юрист отвечает не за обнаружение истины, а лишь за то, чтобы результат судоговорения был достигнут определенным образом... с помощью доказательств не устанавливается истина, а обосновываются определенные выводы... а поиск истины - это работа тех, кто отвечает за результат. В отличие от всех прочих судья отвечает за результат лишь в том смысле, что он должен сказать: "Да, виновен", если это доказано, или: "Нет, невиновен", если это не доказано, и больше ничего" <1>. С такой позицией автора связано суждение о том, что основу доказывания составляет определение допустимости доказательств, а также его критическое отношение к внутреннему убеждению как методу оценки доказательства: "...надо спрашивать не о внутреннем убеждении судьи, а о его умении подводить случай под норму закона или прецедент".
--------------------------------
<1> Пашин С.А. Проблемы доказательственного права // Судебная реформа: юридический профессионализм и проблемы юридического образования. Дискуссии. М., 1995. С. 312, 322. Схожие суждения находим и в более поздних исследованиях. Например, Я.В. Жданова, повторяя С.А. Пашина, утверждает, что "юрист отвечает не за обнаружение истины, а лишь за то, чтобы результат судоговорения был достигнут определенным образом" (Жданова Я.В. Проблемы вероятного и достоверного в уголовно-процессуальном доказывании и их влияние на принятие отдельных процессуальных решений следователем: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ижевск, 2004. С. 22).
Если согласиться с подобной конструкцией, то действительно об установлении истины в суде говорить не приходится, а то, что содержится в обвинительном или оправдательном приговоре суда, не более чем констатация убедительности позиций одной из сторон. Такая "истина" может быть определена только как формальная.
Но согласиться с этой конструкцией нельзя по ряду причин. Прежде всего ввиду бесспорности отмеченного выше требования о том, что обвинительный приговор не может быть основан на предположениях (ч. 4 ст. 302 УПК РФ). Повторим, что это требование, вкупе с определением обоснованности приговора как соответствующего фактическим обстоятельствам дела (ст. 380 УПК РФ), означает, что, вынося обвинительный приговор, суд должен быть убежден в правильности своего вывода о виновности подсудимого и что сомнения в этом преодолены, т.е. руководствоваться не формальной, а материальной, объективной истиной. Но и те, кто "отвечает за результат", как выражается С.А. Пашин (т.е., надо полагать, органы расследования), не ограничиваются в действительности односторонней обвинительной деятельностью. Осуществляя функцию уголовного преследования, органы расследования сочетают ее со всесторонним и объективным исследованием события, без чего, как было показано ранее, невозможно успешно осуществлять обвинительную функцию.
Предложенная выше конструкция основана также и на ошибочной трактовке роли суда в состязательном процессе, будто бы полностью отстраненного от установления фактических обстоятельств дела. Как было показано ранее, суд остается субъектом доказывания и, будучи объективным и беспристрастным арбитром, вправе, однако, собирать доказательства для того, чтобы проверить уже представленные ему доказательства либо прояснить то или иное неясное обстоятельство.
5. Под отрицание возможности и необходимости установления объективной истины порой подводят теоретико-познавательные аргументы и, в частности, невозможность установить истину ввиду многообразия и многозначности следов, оставляемых событием, выдвинутых на их основе версий и противоречивой юридической и житейской интерпретации следов. "Знать определенно, какие были события... юрист не может... Какое из этих событий было на самом деле, знает один Бог...", - пишет В.М. Розин <1>.
--------------------------------
<1> Розин В.М. Новая ситуация в юриспруденции: формы осознания // Состязательное правосудие: Труды научно-практических лабораторий. М., 1966. Вып. 1. Ч. 2. С. 243.
Повторим еще раз, что позиция агностицизма (а именно на ней строятся рассуждения автора) в сфере доказывания не имеет под собой теоретических оснований. И это подтверждается повседневной практикой не только научного, но и уголовно-процессуального познания, убеждающего, что события прошлого познаваемы, каким бы трудным ни был путь познания. Тот факт, что определенная часть преступлений остается нераскрытой и что порой допускаются следственные и судебные ошибки, этого не опровергает, ибо исключения лишь подтверждают правило, выступающее, как уже отмечалось, в качестве господствующей тенденции <1>.
--------------------------------
<1> Здесь мы не рассматриваем заслуживающий отдельного анализа сложный вопрос о моменте достижения объективной истины при обосновании вывода органа расследования, суда о виновности лица косвенными доказательствами. Ограничимся лишь тем, что каждое косвенное доказательство связано с предметом доказывания лишь вероятной связью, а переход вероятности в достоверность происходит, когда вероятность противоположного вывода сведена к нулю. Логический процесс такого перехода исследован в ряде работ (см., например: Хмыров А.А. Косвенные доказательства. М., 1979; Он же. Теория доказывания. Краснодар, 2006. Гл. 7; Макогон И.Н. Обоснование вины обвиняемого и подозреваемого путем построения комплекса улик: Дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2006).
Глава 3. ПОНЯТИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА: СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ
1. В развитии научных представлений о доказательствах отчетливо просматривается их историческая преемственность. Поначалу в отечественной науке суждения исследователей о понятии доказательств складывались под влиянием теории формальных доказательств, действовавшей в России до момента принятия судебных уставов. Кроме того, взгляды ученых того времени испытали на себе влияние немецкой уголовно-процессуальной доктрины доказывания, основанной на чувственном эмпиризме <1>. Так, Я.И. Баршев считал, что средства или источники доказательств заключаются либо в собственном непосредственном убеждении в предмете (личный осмотр, осмотр посредством сведущих лиц), либо в убеждении посредственном (собственное признание, показания свидетелей, письменные доказательства) <2>. Подобно этому В.Д. Спасович исходил из того, что способами познания являются чувственный опыт (личный осмотр судьей следов преступления и суждения экспертов) и передание или восприятие чужих убеждений (собственное признание обвиняемого, показания свидетелей и письменные документы). Автор не отграничивал, таким образом, доказательства от способов их получения <3>.
--------------------------------
<1> На эти обстоятельства обратил внимание еще В.Д. Спасович, заметив, что основа теории формальных доказательств в России - Воинский устав Петра I, содержавший "краткое изображение процессов и судебных тяжб", был издан на немецком языке, вследствие чего текст Устава поначалу был слабо доступен судьям (см.: Спасович В.Д. Избранные труды и речи. Тула, 2000. С. 30).
<2> См.: Баршев Я.И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. М., 2001. С. 52, 53.
<3> См.: Спасович В.Д. Указ. соч. С. 21.
Небезынтересно отметить, что и в действующем доныне УПК ФРГ главы, посвященные доказательствам, исходят из отождествления видов доказательств со способами их получения. Так, гл. 6 УПК ФРГ именуется "Свидетели" (§ 48 - 71), гл. 7 - "Эксперт и осмотр" (§ 72 - 93), гл. 8 - "Выемка, контроль телефонных переговоров и обыск" (§ 94 - 111), гл. 10 - "Допрос обвиняемого" (§ 133 - 136a). Иных определений доказательства УПК ФРГ не содержит. По-видимому, такая регламентация - отражение присущих инквизиционному процессу воззрений, на основе которых в 1877 г. был принят этот нормативный акт <1>. Что же касается общего определения доказательства, то в период до принятия судебных уставов исследователи ограничивались лишь логико-психологическим аспектом этого понятия. Так, Я.И. Баршев разграничивал доказательства и улики, называя доказательствами "те причины, на которых основывается убеждение в действительности какого-либо происшествия или которым предмет исследования делается известным" <2>. Также и В.Д. Спасович выделяет этот аспект: "...доказательствами уголовными называются основания убеждения судьи в виновности или невиновности подсудимого" <3>. Такая трактовка сохранилась в научных исследованиях и после принятия Устава уголовного судопроизводства. И.Я. Фойницкий, разделяя позицию Ю. Глазера, считал, например, что понятие доказательств означает "совокупность оснований убеждения в действительности или недействительности обстоятельства, подлежащего судебному удостоверению по данному делу" <4>.
--------------------------------
<1> Эту мысль находим в предпринятом Б.А. Филимоновым исследовании германской теории доказательств (см.: Филимонов Б.А. Основы теории доказательств в германском уголовном процессе. М., 1994. С. 18 - 22; Уголовный процесс западных государств / Под ред. К.Ф. Гуценко. 2-е изд. М., 2002. Гл. 5 "Федеративная Республика Германия". С. 416 - 419).
<2>